|
2. Жители восточных берегов оного моря: по Нестору они уже исчислены, те же и ныне, что были во время Нестора. Адам, коему сии берега не совсем были известные, не довольно ясно упоминает о сих народах; что, однако, ни мало не мешает нашим изысканиям, — и — думаю, что никто не подумает, что варяги по сим берегам жили, когда ясно говорится в летописях, что они жили за морем.
3-е. Жители южных берегов Балтийского моря от Вислы до Дании, или реки Ейдера, по Адаму и всем историкам суть славяне. Теперь спросимся у Нестора, какой народ занимал эту страну, если, положим, по словам толкователей, что варяги жили в Скандинавии??? Возможно ли допустить, чтобы эта плодородная страна не была никем обитаема? Ведь во время прежде Нестора на сем приморском пространстве существовали огромные славянские города, народ обитал с незапамятных для историков времен. Господа же толкователи, перенося варягов в Скандинавию, должны признать сие пространство пустопорожним, ибо не остается никакой другой народ приморский. Но это есть невозможность, на небо вопиющая.
Мы видели восточные и западные берега Балтийского моря по Ад<аму> и Нест<ору> занятыми, остались еще южные; мы видели прибрежных жителей сего моря: шведов, чудов, летов — до самой Вислы; от Вислы до Дании, по Адаму, славяне. Как назывались у Нестора сии жители? Послушаем его слова. Упомянув о жителях восточных берегов Балтийского моря до реки Вислы, он продолжает далее к западу, говоря: «По сему же морю приседят варязи семо к до предела Симова; по тому же морю седят к западу до земли Агнянски и до Воложски». Это яснее полуденного света. Надобно быть крайне глупым или пристрастным, чтобы не понять слово Нестора. Ведь он, смотрите, пальцем указывает на страну, лежащую за Пруссиею, говоря по тому же морю. Кто не поймет, что по тому же заключает продолжение исчисления берегов, начиная с Чуди до Пруссии к югу, а от Пруссии до земли Агнянски к западу? Для чего коверкать естественность слов Нестора и заставлять его противоречить себе??
1. Если бы Нестор, дошедши до Вислы, хотел упомянуть о Скандинавии или Швеции, то он должен был необходимо сказать: за морем. А по сему же, по тому же явно означает остаток берегов по сию сторону моря. Повторю, Нестор именно пальцем указывает на Балтийскую Славонию.
2. Он еще яснее говорит: по сему же морю сюда к востоку; по тому же морю туда к западу. Теперь спроситесь у ученика географии, какие берега Балтийского моря распространяются от востока к западу? Или посмотрите сами, и увидите, что южные; что Нестор здесь указывает пальцем на Балтийскую Славонию. Еще посмотрите, в каком направлении лежат скандинавские берега Балтийского моря? Увидите: от юга к северу или с севера к югу. Это ли слова Нестора??? О Байер, о Шлецер, о Карамзин! Для чего клеветать на сего почтенного старца? Вы изуродовали безжалостно его слова; оставляю на суд потомству.
Мы видели, что как Адам, так и Нестор согласны в означении жителей прочих берегов Балтийского моря, кроме южных, для коих у Адама остаются славяне, а у Нестора варяги. Адаму следуют и прочие иностранные писатели; посему неудивительно, что название варягов осталось только у одного Нестора. Поелику же варяги были народ могущественный, и приходил в Россию с запада, т.е. со стороны Адама, то он, без сомнения, должен был ему быть известным, однако не под именем варягов; а под каким же? Под именем славян. И напротив, Нестор разумел балтийских славян под именем варягов.
Наконец, обратим внимание еще на одно обстоятельство. Нестор, исчисляя Яфетидов, сначала начал от себя, то есть от Руси и окружающих ее земель, после приступил к обозрению прочей Европы; он упоминает о всех почти ему известных ее народах, коих самые толкователи признают,LXX) напр.: шведов, норвегов, датчан, англичан, {68} испанцев, италианцев, римлян, немцев, корлязей, венециан, французов и проч.
Теперь спросимся: где же многочисленные заграничные славяне? Ведь еще во время Нестора из народов, вне России живущих, самое большее пространство занимали славяне. Возможно ли и подумать, чтобы Нестор не упомянул о славянах, если он упоминает и о других отдаленных, позади славян живущих народах? Если он знал об отдаленных иноплеменниках, то почему не знать ему о близких единоплеменных? Или — под каким именем разумел он славян? Неужели, подумают господа толкователи, что пространство между Балтийским морем и Адриатическим, от Гамбурга и реки Салы до Трансилвании и Валахии, и по-видимому больше Франции, осталось у него безымянным? Ведь он ясно сказал: варяги живут до земли Агнянской (древней Саксонии) и до Волошской. Видно, что и без всех предшедших моих изысканий одно сие последнее обстоятельство заключает в себе необходимость принять варягов за славян.
Еще: варяги, как мы видели выше, народ падший должен быть. Кто же падший из окружных народов Балтийского моря? Балтийские славяне, ибо завоеваны немцами и истреблены почти до корня. С тех пор как они перестали посещать Россию, как потеряли свое политическое существование, имя их исчезло из русских летописей. — Довольно ли?
Итак, варяги суть то же, что славяне. Посему все изыскания, догадки, доказательства и следствия, основанные на ложном положении, будто бы варяги скандинавы, сим должны быть признаны ложными. Ибо при разрушении основания, должна пасть и вся система критики. Ложному основанию ложные приводятся доказательства, это само собою следует.
Итак, мы давно уже коротко знакомы с варягами; недоумение произошло только от различия названий. Нестор указывал на них пальцем, на который критики смотрели зажмуренными глазами.
Теперь еще предлежит нам согласить сии различные названия; варягов Нестора и славян Адама. По-видимому, одно из сих двух названий должно быть собственное, а другое нарицательное.
Мы видели выше, что все названия жителям Балтийской Славонии придаваемы были иностранцами, или местные, или общие: народного или собственного нельзя видеть, ибо венеды, вандалы и проч<ие> суть нарицательные, придаваемые им иноплеменниками с самых древних времен. Славяне есть название этнографическое и только общее, которое<...> придается и тем народам, кои никогда себя не называли славянами, как: россы, чехи, сербы или сорабы, и проч. Прочие же названия суть частные, местные. Остается только Несторово варягов, которое, можно полагать, что есть народное или собственное балтийских славян.
Мы видели ободритов, разделенных на разные местные названия, мы видели тоже, что и ободриты есть название местное и не свойственное славянскому языку. Мы заметили тоже, что Адам там прибавил, что они и иначе называются Reregi.LXXI) Не коснулся ли Адам здесь собственного их названия? Вероятность подходит к истине. Если верить Нестору, что он хорошо написал имя варягов, что должно полагать, что у Адама есть опечаток, ибо оба говорят об одном и том же народе. Каждому известно, сколь легко и сколь часто в рукописях малое -v- принимается за -r- и обратно. К несчастью, Адам только однажды упомянул о сем имени.
Кроме сего, нельзя предположить, чтобы славяне в Голштейне составляли особенное от ободритов племя, ибо для того они не были столь многочисленны; по-видимому, они были с ободритами один и тот де народ; Адам называет их Waigri, а в другом месте Wagrii. Сие имя, как видно, не есть местное, посему должно быть народное. Не должно, однако, думать, что оно точно такое было, как его находим в печатной {69} Истории Адама; первое изменение оно могло претерпеть в устах сего писателя, а второе, большее, при разборе и печатании нечеткой, может быть, его или его переписчиков, рукописи. Сверх сего, у него заметно непостоянство в писании одних и тех же названий, которые все почти он перековерковал по-своему.
Итак, если отбросить местное название ободритов и принять народное ререги или, лучше, вереги, то выйдет, что сие имя есть то же, что Waigri, в котором -r- перенесено после -g-: посему должно быть Warigi. Из тожества сих двух народов следует тожество их имен. Waigri показывает, что в Reregi есть опечатка в первой букве вместо Veregi. Сие же означает, что в Vaigri -r-перенесено от -а-: вместо Varigi. Итак, Varigi, или Veregi, или Varegi есть собственное народное название не только голштейнцев и ободритов, но и прочих жителей Балтийской Славонии, известных большею частью только под названиями местными. Сие положение, выведенное из сравнения двух названий, совершенно подтверждает Нестор своими Варягами, коих собственное имя он мог узнать в Киеве от них самых.
Итак, балтийские славяне суть варяги. Сии же варяги, прежде, нежели стали называться у писателей славянами, именовались вандалами у Прокопия, у Иорнанда и прочих. Венедами у Плиния и прочих. Плиний не без причины называл море Варяжское Венедским заливом; заливом потому, что он не имел ясного понятия о положении всего Балтийского моря; кажется, оно было ему известно только в своем направлении с запада к востоку, что, в самом деле, более имеет вид залива, нежели моря. Посему Венедский залив Плиния то же и по той же причине назван, что у Нестора Варяжское море.
Итак, варяги суть вандалы, коих отважные вожди с отборными своими войсками:
1<-ый> Генсерик58) чрез Францию проник в Испанию под именем вандалов, а откуда в Африку, где наследники его на земле древней могущественной Карфагенской Республики, в некогдашнем отечестве Аннибала основали так называемое Вандальское Царство. Отсюда-то они в последствии времени под начальством короля своего (Генсерика II) напали на Рим и, лишив его последней славы и сокровищ, возвратились в Карфаген. Прокопий пространно описал разрушение их царства, стоявшего не более одного столетия, генералом импер<атора> Юстиниана, Велисарием.59)
2-ой Одоакр60) с своими воинами под именем герулов,61) ворвавшись в Италию, насильственно сделался королем и властелином Рима.
Посему отвергаются все гипотезы и странные словопроизводства сего имени Байера, Шлецера и прочих, ибо все сии слова, выисканные ими из лексиконов, скандинавских сказок и, Бог знает, еще откуда, не имеют и не могут иметь ни малейшего отношения к варягам. Подобные словопроизводства обыкновенное у господ толкователей находятся без всяких доказательств и суть не что иное, как Рудбековские аргументы.
Подробно мы познакомились с варягами в Балтийской Славонии, где все, что сказано о сих славянах,LXXII) надобно разуметь о варягах.
Таким образом, сделав следствие о варягах из известий отечественных, в сравнении с одним древнейшим и достовернейшим писателем северной Германии, теперь обратимся к прочим следам варяжского имени и рассмотрим, сколько они относятся к нашему делу.
После Нестора и Адама, важнейшие следы их находили исследователи в византийских историках. О варягах как о народе балтийском? Нет; а как об особенном роде сторожей в Константинополе, называемых изредка у тамошних историков Βαραγγοί, Варангами. (Из этого господа толкователи заключают, что сии варяга суть скандинавы или норманны, ходившие на службу в Грецию, и были оттуда родом, откуда варяги Нестора.LXXIII) Если так, то {70} довольно уже доказано, что за народ могли быть константинопольские варяги, и выходили ли скандинавы из Швеции на службу в Константинополь.)
Критики, отсюда доказывая из греческих историков, что константинопольские варяги были скандинавы, выводят заключение, что и Несторовы варяги должны быть скандинавами. Видно, что все их изыскания о греческих Варангах метят только к поддержанию скандинавского происхождения варягов Несторовых, с коими мы однако уже довольно познакомились; мы видели, что если греч<еские> варяги едины с Несторовыми, то невозможно допустить, чтобы они были скандинавами.
Теперь следует только рассмотреть свидетельства византийцев и доказательства господ критиков.
Во всех местах, приводимых толкователями из византийских писателей, нигде не сказано, чтобы варанги прибыли в Константинополь из Скандинавии, т.е. из Швеции. И если бы шведы туда приходили на службу, то почему же им не называться и в Константинополе шведами, а варангами, коими они никогда не назывались? Для чего же выводить варангов из Скандинавии, когда все истории об этом глубоко молчат? Не значит ли это высасывать из пальца? У одного только Кодина,LXXIV) свидетеля последних минут Греческой Империи, находим одно место, в коем он говорит, что варанги при больших церемониалах представляются императору и поздравляют его на своем отечественном языке, т.е. английском. Если так, то они были англичане: это однако не заключает в себе никакого противоречия на счет балтийских варягов; ибо это относится к 15 столетию, в котором англичане могли прибывать в Константинополь. Но почему же сии англичане назывались там варягами? Кто скажет, что англичане называли себя когда-либо варягами? Кто их называл когда-либо варягами? Можно ли предположить, чтобы Кодин, в 15 столетии не знал названия ни англичан, ни Англии? Ведь он именно говорит, что они говорят языком английским, тем он их признает англичанами. Ведь варанги не были никогда ни собственным, ни нарицательным названием англичан. Ведь ясно видно, что варанги здесь есть название службы, а не народа; но и сие свидетельство только относится к 15 столетию.
Здесь надобно обратить внимание на все время, с которого название варангов упоминается в византийских историях. Толкователи утверждают появление варангов с 10 столетия, а именно начиная с Константина Багрянородного, у коего они их находят под именем фарганов, к 935 году.
Если англичане, или датчане, или немцы посещали Константинополь, то это только со времени Крестовых походов, прежде коих нет ни слова в истории о путешествии их народов в Грецию.
Еще и то странно и смешно, что говорится толкователями о путях из Скандинавии в Константинополь; будто бы шведы еще до Рюрика ездили в Грецию обогащаться. Какая нелепость! Имели ли шведы хоть малейшее понятие о столь отдаленной стране? Или поняли ли самые толкователи, что понимали шведские писатели под именем Греции? Почему ни одного слова нельзя найти в византийских писателях о сих мнимых скандинавских выходцах? Или как могли шведы плениться житьем-бытьем или чем-нибудь другим византийцев, не имея о них никакого понятия? Как могли сии скандинавы проходить в Грецию из Швеции через толикое пространство и сквозь столько народов, коих они ни языка, ни обычаев не понимали? Для какой именно спекуляции могли решиться в столь дальний путь? К чему же могли они пригодиться в Константинополе? Чем могли они быть там замечательны; незнанием всего того, что могло бы пропитать их? Но излишне делать столь <много> вопросов. Вся побудительная причина путешествия скандинавов в Грецию состоит только в том (в голове толкователей), что, как варяги Нестора показались им скандинавами, то и Константинопольские должны были быть, вопреки истории и естественности, скандинавами: но надобно было объяснить, каким образом {71} они туда попались; для этого толкователи принялись за работу и вычистили им две дороги: одну на Восток (Austur wigi), другую на Запад (Westervigi) — обе до самого Константинополя.
Рассмотрим теперь обстоятельства, какими попались в Константинополь варяги.62) Император Юстиниан твердо решился возвратить Империи все земли, отнятые от нее разными народами в время его предшественников. Главный предмет его желаний было завоевание Италии и Африканских провинций. Сии последние отторгнуты были от Империи вандалами (варягами) и составляли особенное царство. Храбрость сих варягов и предприимчивость служила опасностью для европейских берегов. Корсика и Сардиния были в их власти; опустошение Рима, нападения на Сицилию, морские разбои на водах Пелопонесса принудили Юстиниана предупредить оружием усиление их в Африке и дальнейшее распространение их могущества. В 533 году выслана против них морская экспедиция под начальством знаменитого генерала Велисария. Высадка войск на берега Африки была удачна; другая между <тем> эскадра была выслана против Сардинии. Война началась, и при колеблющихся успехах наконец Велисарий удержал верх над королем Гилимиром, лично командовавшим вандалами. Карфаген взят; король же, бежавший и запершийся в одном укрепленном месте, принужден сдаться военнопленным. Казна и сокровища королевские, кои Гилимир препоручил одному чиновнику в случае худых успехов в войне перевезти в Андалузию (область Испании, в коей прежде жили его предки, и от коих она названа Vanda-лузиею, после Андалузиею), попали в руки Велисария. И так кончилось царство сего народа, продолжавшееся около столетия; а область присоединена опять к Империи.
В следующем году (534) Велисарий, успокоив все и приведши в порядок, оставив в военные губернаторы генерала Саламона с большею частью войска, сам отправился в Константинополь.
Чтобы же обеспечить сие приобретение, то есть, чтобы, совсем расстроив силы вандалов, не допустить им нападение на войско императора, решено было королевскую фамилию и большую часть вандалов перевести пленными в Константинополь. При сем случае и богатая добыча, приобретенная при разграблении Карфагена, королевская казна, а наипаче кабинеты драгоценностей и редких вещей, между коими находились и сосуды из Храма Соломонова, по разрушении Иерусалима Титом перенесенные в Рим, а отсюда, по разграблении Рима в 455 году, дедом Гилимира, Генсериком, перевезенные в Карфаген. Въезд Велисария в Константинополь был триумфальный. В день въезда главная площадь Константинополя, лежащая пред величественною Церковью Софийскою (называемая Цирком (Circus), иначе Hippodromus, а ныне турками Аммейдан) столь знаменитая даваемыми на ней зрелищами, играми, и конскими рыстаниями, с самого утра была наполнена народом. На ней был устроен великолепный трон, вся площадь украшена, как только требовала торжественность триумфа. Весь двор, сенат, государственные чины подверглись общему церемониалу; это был последний блеск римского величия. Император, в полном облачении, корону на голове, порфира на плечах, скипетр в руке, при возвещении о прибытии кортежа воссел на престоле. Король Гилимир и Велисарий рядом, пешком, предшествуемые отрядом войск; за ними множество пленных варягов (вандалов), войска по бокам, после коих длинный ряд взятых королевских имуществ, семейства пленных и наконец пожитки разных генералов, офицеров, сопровождаемые тоже военною командою. Там, у подножия великолепного трона, несчастный монарх и счастливый генерал преклонили колено пред самодержцем Империи, первый — чтобы изъявить свою покорность и унижение, а последний — чтобы низложить к стопам своего повелителя военные свои лавры. Крик и рукоплескания многочисленного народа несколько раз вырывали из уст твердодушного Гилимира слова: «Суета сует, и всяческая суета».
Королю отданы были пространные поместья или земли в Галации, где он поселился с большею частью своих вандалов. {72} Прочие из них приняты были <на> службу императора, именно в гвардейцы, и присоединены к прочим гвардейцам — варягам, уже до того состоявшим в службе императора.
Сии варяги суть остатки тех, коими за 60 лет тому назад Одоакр под именем герулов завоевал Италию и воссел на престол римских кесарей. После убиения Одоакра и нашествия на Италию готов, они частью возвратились в Балтийскую Славонию, а частью вступили в службу императора, коему они служили телохранителями. Сии-то герулы два года тому назад (в 532) при возникшем в Константинополе возмущении, в коем убито до 30 000 граждан и много строений, между коими и вновь выстроенный Софийский собор, много претерпели от пожаров и грабительств, были единственным оплотом престола под командою храброго Велисария.
Сии-то вандалы в последствии времени, когда учреждены бы<ли> в империи некоего рода военные поселения (Themata), составляли одно под именем фарганов (Farganorum Thema). Каждое их сих поселений имело особое свое назначение, по сему и название. Так, одним была представлена одна морская служба, по тому назывались Classiarii, другие были назначены для гвардии, посему назывались Subsequicii, т.е. провожатели государей. Когда нужда требовала, каждое поселение высылало на службу определенное число людей. Как видно, варяги продолжали занимать место телохранителей.
Нельзя однако сказать, чтобы одни только варяги занимали сию должность, ибо и сами греки к ней были допускаемы. Когда уже Восточная Империя потеряла все, могущее казаться римским, когда исчез воинственный <дух> греков, при беспрерывных переворотах, военная дисциплина постепенно упадала, — в VII и VIII столетии гвардия только еще составляла тень римской; она составлена была из большей и средней этерии (полка) варягов и козар.
Причиною, что императоры поверяли охранение себя и своих имуществ иностранцам, было непостоянство и гибкость характера византийцев. Беспрестанные крамолы и дерзкое умышление на жизнь государей возбуждали в них недоверчивость к своим согражданам и принуждали их вверяться наемным булатам иноплеменников. Многочисленная блестящая гвардия (Turma Protoriana {так. OCR}) прежних римских императоров, присвоившая себе произвол в возведении на престол государей, стала быть опасною самим государям. Константин Великий первый решился уничтожить сию власть, столь опасную для империи и для самого двора. Титул командира гвардии, носимый прежде вместе с должностию самою достойною особою в империи, при введении новых государственных чинов он сделал почетным, дав их четырем генерал-губернаторам. Юлиан, будучи всегда в походе, не нуждался в гвардии; преемники его, часто низкого происхождения, для обеспечения себя против возникшего в Константинополе духа беспокойства, нанимали для собственной обороны иностранцев или своих земляков. Зинон Изаврийский наполнил дворец изаврианами, что причинило ему ненависть между дворянством. После его смерти константинопольский гарнизон еще имел вид гвардии.
В сие время армии империи наполнены были славянами. Один из них, правдолюб, родом был из Славонии, или из Сербии,63) по своей храбрости и добрым душевным качествам, дослужившись постепенно высших военных чинов, наконец, сделан членом Сената и командиром. Будучи уже 68 лет, народ смотрел на него, как на правосудного отца; военная его слава и любовь к нему армий давали ему право на всеобщее уважение. Снисходительность, благодеяния увеличивали любовь к нему между народом; важный вид, и душевные качества поддерживали его преимущество между сенаторами. Наконец в 518 году после смерти Анастасия единодушно провозглашен в императоры. Благоразумное его правление возвратило империи тишину и спокойствие.
Будучи еще офицером, женился на славянке, своей землячке, Любичине, которую римляне называли Lupicina. По восшествии своем на престол, император сам возложил корону на ее голову; причем дано ей имя Евфемии — Элии-Марции. Она умерла {73} прежде императора. Будучи императрицей, она соорудила в Константинополе храм во имя С<в>. Евфемии.
Император, еще прежде принявший имя Юстиниана, будучи еще генералом, взял к себе племянника своего, Управду. Родители сего молодого человека, естественно, были посредственного состояния, добродушные и необразованные славяне. Брат императора и отец Управды назывался Истоком (исток и истинный одно и то же), а мать Бегленицей. Государь, не имея собственных наследников, усыновив своего братанича, молодого Управду, взял его к себе, чтобы исправить его воспитание, или, лучше сказать, что<бы> к простодушным славянским его нравам, сверх некоторых сведений, придать ту гибкость характера и утонченность в обхождении, которая обыкновенно тогда царствовала в обществах Константинополя. По прибытии ко двору Управда подвергся римскому закону переменить варварское (т. е. славянское) имя на римское, Юстиниана; даже и родителям его назначены: Саббаций и Вигиланция. Это была самая благоразумная политика римлян. Они весьма хорошо знали, что иноплеменники, хотя бы и совсем <...>, не могут быть истинными римлянами, пока семейства их будут носить иностранные названия. Посему все иноплеменники, восшедшие на престол и на другие высокие достоинства, сокрыты от взора историка сею личиною. Еще до Константина В<еликого> узнаем из истории нескольких славян, сидевших на римском престоле. Сам Константин Великий родился в той самой стране, где и Юстиниан. История нам сохранила только имена сего императора и его родителей. Но сколько еще славян сокрывается под римскими названиями; армия была бы ими слишком испещрена, если бы это зло не предотвратили римляне особым законом.
Это была эпоха торжества славян при дворе императора. Еще Юстин приглашал вытесняемых из Италии ерулов (варягов), коих Юстиниан, восшед на престол, еще умножил, и составив из них Гвардейский корпус, коего начальство препоручил своему земляку славянину же Велизарию. Кроме сего, еще набрана, по его велению, конница в Руси на жалование, и пехота, и перенесенная на эскадре их порта Херсонского в Константинополь. Сии-то россияне, под именем массагетов, с частью корпуса герулов, предводительствуемые Велизарием, сражались под знаменами Империи в Африке и Италии.
Итак, поелику из иностранцев первые были варяги, которые кроме природных граждан служили в гвардии, то мало-помалу название их, то есть народное, перешло в военное; тем паче, что варяги вооружены были иначе, нежели как вооружались имперские солдаты. Спустя, как сии варяги выводились со временем, то отряд их пополняем был людьми разных соседственных народов, как: болгар, славонцев, волохов, и проч<их>, с оставлением, однако, названия варягов, ибо и сии вооружаемы были, как прежде варяги. Посему и назывались варягами, Βαραγγοί, несмотря, какого бы они народу или языка ни были. Примером тому служит ныне и следующее. В прошедшие столетия албанцы, называемые турками арнаутами, были употребляемы для служителей знатными особами в Константинополе. Особы, определяемые султаном в господари Валахии и Молдавии, тоже приводили с собой несколько десятков сих служителей или гвардейцев. В последствии времени господари сих княжеств набирали себе подобных служителей в назначенных им местах из греков, болгар, волохов, сербов, венгров, молдаван и каких бы то ни было празднолюбцев. Сия-то сволочь, называемая арнаутами, потому что одета и вооружена по-арнаутски, и исправляет должность, занимаемую прежде арнаутами. Подобным образом было дело и варягов в Константинополе. Вся сволочь называлась варягами единственно потому, что составляла отряд прежних варягов и насле<дова>ла их должность и оружие. Итак, изречение Кодина теперь яснее кажется, почему варяги в 15 столетии поздравляли императора на английском языке. Еще: кому пришло бы в голову, что наши унтер-офицеры, стоящие у дверей больших собраний в треугольной шляпе, с большим бантом через плечо и огромною палкою в руках, суть {74} пришельцы швейцарские, потому что они здесь называются швейцарами?
Итак, варяги (Βαραγγοί) византийские настоящие были славяне балтийские, разными путями туда дошедшие. В последние же столетия сей империи варягами назывались все те народы, кои заступали место собственно так называемых варягов. Посему все сии прочие народы так могут быть названы варягами, как сербы или греки арнаутами, наши унтер-офицеры швейцарами. Не стану однако спорить, что ни англичане, ни саксонцы, ни датчане не были в Константинополе; напротив, из истории Крестовых походов скажу, что они вместе с французами, итальянцами сотнями тысяч толпились на Востоке, и что будучи рассеяны, могли вступить и вступили в службу императора. Но чтобы они ездили туда еще до Крестовых походов, т.е. до конца 11 столетия, совершенно отрицаю; ибо этому не дает примера ни история, ни здравый рассудок, тем паче менее могли ходить туда шведы. Свидетельства, приводимые толкователями, большею частию суть со времен Крестовых походов.
1-ым и главнейшим доказательством мнения толкователей было упомянутое место Кодина, которое мы объяснили выше.
2-ое их доказательство состоит в том, что иностранные стражи в Константинополе часто означаются названием «секироносцев», что не другому народу прилично, как только датчанам.
Быть не может, чтобы секиры собственны были одним только датчанам. Неужели подумают они, что славяне были без секир, в то время, когда они более уже успели в домостроении, нежели сами датчане. Ведь по-славянски секира, у римлян же Securis секурис; видно, что или римляне заняли сие орудие от славян, или сии от римлян. Итак, римляне и славяне имели секиры без датчан.
Кроме того, <Corripus lib. III de landib. Iustini-?> свидетельствует, что уже во время императора Иустина находились в гвардии секироносцы (vid du Fierne<...>)
3-е: будто бы варяги пришли в Константинополь с какого-то острова Туле, под которым будто бы «византийцы разумели иногда всю Скандинавию, иногда только Норвегию, Англию, один из Оркадских островов».LXXV)
Никто не знает, где сей остров Туле. Впрочем, Скандинавия не есть остров. Англия была известна свету издавна под своим именем Британии; ее подразумевать под Туле в Константинополе не могли, ибо Британия слишком знаменита, чтобы при подобном случае не была упомянута. Впрочем, надобно сказать, что Балтийский мир в Константинополе почти совсем был неизвестен. Изречение «Люди сии приехали издалека, с острова, на океане находящегося»LXXVI) показывает явное их невежество в географии. Посему откуда бы ни заставляли греки приходить варягов, по крайней мере, мы знаем их жилища.
Еще прибавим некоторые общие замечания о варягах.
Из разных свидетельств писателей и из самого дела видно, что варяги были самый деятельный народ Европейского севера. Гелмолд в своей Хронике Славян,LXXVII) писавший около конца XII столетия, т.е. тогда, когда дела и благосостояние варягов довольно упали, после исчисления разных варяжских племен прибавляет: «Omne hoc hominum (т.е. Slavorum. — Ю.В.) genus, idololatriae cultui deditum, vagum semper, et mobile, piraticas exercentes praedas, ex una parte Danis, ex altera Saxonibus infestum». Т.е.: «Весь сей (Варяжский. — Ю.В.64)) народ предан идолопоклонству, всегда бродящий в беспрерывном движении, производящий морские разбои, с одной стороны обеспокоивает датчан, а с другой саксонцев». Это относится уже к тому времени, когда они стали ощущать гибельное влияние Немецкой империи. Полный круг их деятельности можно себе представить только во время их могущества, независимости и славы.
Деятельность их весьма ясно заметна и в Несторе; приезжая из-за моря, они бродили {75} по всей почти России, среди чуди, мери и мещеры, куда их заводила торговля. Они имели большой склад в Новгороде. Теснейшая их связь была с великороссами, заключаемая единоверием, одноязычием и торговлею. Деятельность и дух их, кажется, наследовали великороссы. Кто не знает, что русские мужички, оставя на время свои семейства, бросаются за тридесять сот верст в дорогу для нажитков. В Кишиневе, Измаиле и проч. найдете порядочные лавочки владимирских, ярославских, костромских крестьян, точно как и в Сибири, на Кавказе и в Царстве Польском! Нет подобного примера у других народов.
В древние времена множество их ездили с продажными своими богатствами в Воллин и Винету, Старград,65) Аркону66) и прочие города Балтийской Славонии. Многие из русских богачей отправлялись туда с своими семействами, даже молодое барство ездило в Воллин и Винету для наслаждений. Из всех иностранцев, приезжавших к варягам, были многочисленнее россияне. В Воллине и Винете им даны были важнейшие преимущества пред прочими иностранцами, между прочим, им позволено было жить в главнейших частях города, между тем как прочим назначены были особые улицы. Сие-то братство и взаимная любовь между варягами и россиянами, сия-то связь причинила, что россы новгородские и псковские напитались в Воллине духом республиканским воллинян.LXXVIII)
Поелику Новгород должен быть гораздо моложе Воллина или Винеты, то весьма вероятно, что учреждение Новгородской республики сделано на образец Воллинской; по крайней мере, новгородцы следовали воллинянам в том, что особые улицы назначали для иностранцев. Может быть, что и законы заимствованы новгородцами у воллинян.
Адам при описании варяжских городов упоминает о дорогах самых употребительных, кои показывают, в какую сторону преимущественно направлено было тогдашнее мореходство. Он говорит:LXXIX) «Оттуда (из Винеты) отплывают к стране Земланд, занимаемой пруссаками. Дорога же есть такая: от Гамбурга (тогда еще местечка с крепостью) или от реки Элбы сухим путем в 8 дней, и доедешь до Воллина. Но если морем хочешь отправиться, то это из Слиазвига или из Старграда прибудешь в сей город (Воллин), от коего в 43 дня приплывешь к Новгороду в Россию».
Вот топтанная, так сказать, дорога чрез Балтийское море между Воллином и Новгородом. Вот что значат частые места у Нестора за море, ибо нельзя себе представить, чтобы россы могли ездить за море в другое место, как не туда, куда собирались имущества всего Севера.
Но все, что здесь сказано о варягах, это только в отношении их к России. Деятельный их дух заставлял их проникать кругом во все стороны.
Что они заведывали восточными берегами, или так называемыми янтарными Балтийского моря, в том не может быть ни малейшего сомнения. Жители сих берегов, еще во время своей независимости, полудикие и так бедные, что однажды победителям своим россиянам не могли доставить другой подати, кроме банных веников и липовых веревок. Кроме сего известно, что они жили в шалашах, без деревень, без городов, кои стали у них появляться только после нашествия нынешних их господ. Кажется посему, что древность познакомилась с балтийским янтарем только посредством варягов, кои могли проникать в Францию, Италию и самую Грецию. Кажется, Плиний не без причины Балтийское море называет по их имени Венедским заливом.
Нападения их на разные соседственные страны, а преимущественно на Италию в 5-ом столетии, открыло им путь к познанию зодчества и разных изделий. В чем свидетельствуют развалины каменных их {76} городов и укреплений. Сие искусство, кроме Греции и Италии, на севере усовершенствовано одними только варягами, чего нельзя ни малейших следов найти у прочих северян; — их способ домостроения еще и теперь слывет под именем готического.
Сам Адам, упоминая о городах варяжских, подает высокое о них понятие именем Civitas, что значит хорошо и изящно выстроенный, обширный и укрепленный город; по сему немцы всегда прибавляли к их именам слово бург. Это еще и теперь заметно, что города в нынешней Германии, оканчивающиеся на -бург, лежат почти только на древней славянской земле.
Еще можно некоторым образом находить следы варягов в законах некоторых народов.
С 10 столетия саксонцы и датчане стали равняться силами и наконец преодолевать варягов; земли их, будучи завладены врагами, они принуждены были удаляться из них, чтоб избежать угнетения завоевателей-варваров; часто не имея пристанища, они образо<вы>вали разбойнические шайки, проникали и грабили во все стороны. Имя сих грабителей сделалось страшным для народов; скоро название народа превратилось в название разбойников.
Источник: http://unioncrownorion.ucoz.ru/publ/9-1-0-1904
|
