До недавнего времени считалось твердо установленным, что в отличие от месоамериканских индейцев андские индейцы, как и все другие племена Южной Америки, не знали письменности. Теперь этот взгляд взят под сомнение. Правда, до сих пор здесь не было найдено письменных памятников, подобных прославленным кодексам миштеков, ацтеков и других высоких индейских культур Месоамерики. Но перуанский археолог Р. Л. Ойле, изучая роспись на сосудах культуры мочика (о ней мы уже говорили), обнаружил изображения бобов, на которых ясно различимы какие-то знаки. На других сосудах изображены фантастические существа, которые либо рисуют на бобах подобные же знаки, либо их читают. Здесь уместно будет напомнить о сообщении одного хрониста, которому до недавнего времени не придавали значения. Этот хронист, Сармиэнто де Гам-боа, утверждал, что близ храма солнца в Куско существовал своего рода «государственный архив», где на золотых рамах были натянуты полотнища материи, на которых были «записаны» (вытканы) важнейшие события истории Тауантинсуйу. Однако доступ в это здание был якобы запрещен всем, кроме самого инки и нескольких его приближенных — историков. Таким образом, не исключено (и, быть может, еще не законченные исследования профессора Кочабамбского университета Ибарра Грассо подтвердят это), что в империи инков было известно письмо, скорее всего пиктографическое, но оно составляло династическую тайну самого инки и нескольких наиболее доверенных лиц из числа его кровных родственников.
Напомним также неоднократно высказывавшееся мнение, что инки — члены «королевского айлью» говорили между собой не на кечуа, а на некоем только им известном языке своей исконной родины (возможно, на древнеаймарском, поскольку пришли они с берегов озера Титикака). Добавим к тому же, что в Тауантинсуйу словесность (а возможно, и письменность) находилась в ведении особой группы ученых-литераторов (на языке кечуа они назывались амаута) в отличие от майя и некоторых других высоких индейских культур, где это было делом жрецов.
Так или иначе, но существование письменности у инков пока с полной достоверностью не доказано. Широко распространено мнение, будто «инки писали узловым письмом». Что же представляло собой это узловое письмо, так называемое кипу? Начнем с того, что кипу, собственно, не было письмом. Основой кипу являлась веревка, стержневина, к которой прикреплялось множество веревочек потоньше: На этих веревочках разного цвета завязывались узлы. Цвет веревочки, количество узлов на ней, а возможно, и способ их завязывания содержали определенное сообщение. Какого же рода сообщения, какую информацию заключали в себе кипу? В настоящее время можно утверждать с полной достоверностью, что кипу служили главным образом для численных обозначений. Узлы на веревочках, расположенные с равномерными интервалами, обозначали последовательно десятки, сотни, тысячи и десятки тысяч. Если же нужно было обозначить ноль, то кипу-камайоки — как назывались инкские писари и статистики — оставляли пустое место там, где должен был находиться очередной узел пли ряд узлов. С помощью такого рода узловых записей кипу-камайоки сообщали в Куско основные статистические данные — о числе жителей в деревне или округе, об их трудовых повинностях, а иногда в исключительных случаях и некоторые другие сведения.
Цвет веревочки точно указывал, о ком или о чем идет речь в донесении. Так, красный цвет означал солдат (а узлы на красной веревочке — их число), золото обозначала желтая веревочка, серебро — белая, черная же символизировала время (черная потому, что кипу сообщало, сколько ночей прошло с момента того или иного события). Как видим, кипу было весьма практичным, но и довольно сложным изобретением. Поэтому империя тщательно готовила кипу-камайоков к выполнению их обязанностей, и они принадлежали к числу уважаемых граждан государства.
Итак, кипу не было видом письменности. Но то обстоятельство, что жители Тауантинсуйу в своем абсолютном большинстве, бесспорно, не знали письма и не писали книг, не мешало развитию кечуанской словесности. Существовали замечательные гимны, легенды, мифы, короткие эпические произведения, рассказывавшие о войне с чанками, о деяниях инков Йауар Уакака и Майта Капака, баллады (их записал Моруа в первые годы после вторжения испанцев), молитвы, а также драматические произведения. До нас дошло весьма немногое, но и это немногое свидетельствует о талантливости поэтов древнего Тауантинсуйу. Мы знаем об инкской словесности меньше, чем, например, о словесности доколумбовых ацтеков, не только потому, что здесь не существовало книг, но и потому, что среди первых европейцев, пришедших в Перу, не нашлось человека, подобного Бернардино де Саахуна. Все, что уцелело от доколумбовой кечуанской словесности, сохранилось единственно благодаря устной традиции. И среди этого немногого — такая великолепная драма, как «Ольянтай», одна из самых ярких жемчужин в сокровищнице мировой драматургии.
Время создания этой драмы не известно. Возможно, первоначальный текст, возникший еще в доколумбову эпоху, был пересказан заново в годы испанского ига, возможно также, что народные сказители вновь и вновь заостряли его революционную направленность. Драма о мужественном полководце Ольянтае исполнялась индейцами, большими любителями театра, и во времена испанского владычества. Она вселяла в них надежду, ибо^ утверждала нечто совсем иное, чем церковь: «Если ты прав, защищайся! Пусть перед тобой более сильный, все равно защищайся! Правое дело победит. Ведь побеждает не сила, а человек и его чувства». Ольянтай служил для них примером.
Кечуанский текст драмы в редакции, которая, видимо, исполнялась в период революционного движения Тупака Амару Второго, был найден в доминиканском монастыре в Куско. Еще ранее о ней писал индейский автор Салкамайуа. Впервые ее издал на кечуа в 1775 году испанский священник Антонио Вальдес. Позднее стали появляться ее переводы — прежде всего, разумеется, на испанском языке. Перевод перуанского профессора Хосе Барранки, опубликованный в _ 1868 году, впервые познакомил мир с этим перлом мировой культуры. Голос исчезнувшей цивилизации вызвал у читателей восхищение. Вскоре появились новые переводы — английский (Маркхама), немецкий (Чуди), еще один испанский (Пачеко) и т. д.!
По своей популярности и литературным достоинствам драма «Ольянтай» может быть поставлена в ряд лишь с одним произведением индейской словесности — со знаменитым эпосом киче «Пополь-Вух».
В этой драме рассказана история полководца Ольянтая, в жилах которого не текла благородная кровь инков. Тем не менее он имел мужество совершить поступок, неслыханный в Тауантинсуйу: полюбив дочь инки Пачакути Йупанки, прелестную Коси Койлюр, он поведал ей о своей любви. И Коси Койлюр (Смеющаяся Звезда) не отвергла любви смельчака, ответила ему взаимностью. А поскольку инкский Ромео любил свою Смеющуюся Звезду столь же страстно, как и его веронский собрат, то даже первосвященнику храма Инти не удалось обуздать сердце Ольянтая. Подлинное чувство способно на невозможное, и Ольянтай открылся своему господину — божественному сыну солнца, великому инке Пачакути:
Я тебе, о повелитель,
С детства верен всей душою.
Ты открыл передо мною
Путь к Познанью, мой учитель.
В Ольянтае умножались Силы от твоей науки, Но лицо мое и руки Часто потом покрывались.
Я врагов твоих караю Как неутомимый мститель. Храбрых анти предводитель — Страх повсюду я вселяю.
Бил врагов везде, всегда я. Лнл пх кровь всегда, везде я. Всех их, как петля на шее. Душит имя Ольянтая!
Ты моими взял руками Грозный край хананскцй горный, Диких юнков непокорных Я привел к тебе рабами.
Я обрезал крылья чанкам, Села их предав пожарам! Не сдержал моих ударов Даже гордый Вилька-Ванка.
В битвах место Ольянтая Впереди перед отрядом. Я иду со смертью рядом, Всех врагов с пути сметая.
Так, хитря с врагом порою, И всегда сражаясь смело, Я тебя владыкой сделал Над бескрайнею страною.
Ты мне дал награды, Инка. Дал высокие отличья, Я обрел в тебе величье. Но как прежде — я пылинка,
Я ничто перед тобою, Я твой раб, как было прежде, Хоть хожу в твоей одежде II с повязкой золотою!
Правда, Инка Ольянтаю Отдал Анды в управленье. Но, горя одним стремленьем. Я сегодня повергаю
Пред тобою, сын Светила, Храмы, лам, посевы, всходы.
Сами Анды, их народы, Всю их мощь и все их силы!
Дай шагнуть ступенью выше! Дай! Прошу, Солнцерожденный, Дай, прошу, мне Койлюр в жены!..
Инка! Умоляю! Слышишь?!
Сильный милостью твоею, Озаренный светом звездным, За тебя в сраженьях грозных Жизни я не пожалею!
Инка Пачакути
Предначертано судьбою, Что должно с тобою статься! Ты решил со мной сравняться?! Ты рожден на свет слугою!
Олъянтай
Вырви сердце!..
Инка Пачакути
Ты диктуешь Мне готовое решенье? Я один — источник права, Я один — добро и слава. Прочь, безумное творенье!
Ольянтай уходит к своим воинам в Высокую землю. И готовится к битве. Между тем Коси Койлюр родила в Куско дочь и назвала ее Има Сумах (это имя позаимствовала в наше время известная индейская певица) . Разгневанный инка заточает обеих — мать и дитя — в монастырь «невест солнца». Но при этом разлучает их. И Има Сумах растет в монастыре без матери, со своей единственной подружкой Питу Сальи.
Между тем инка готовит месть смельчаку; как и Ольянтай, он снаряжает войско под командованием полководца Руми Ньяви. Но Ольянтай в первом же сражении уничтожил войско инки. Самому Руми Ньяви едва удалось спастись. Миновали годы. Руми Ньяви вновь отправляется в поход. В горах он заманил Ольянтая в западню, захватил его и привел в столицу империи. А в это время здесь же, в Куско, в монастыре «невест солнца» мать Коси Койлюр и дочь Има Сумах находят и узнают друг друга. И еще одно событие происходит в столице: старый инка Пачакути внезапно умирает и на престол вступает Тупак Инка Йупанки. Ему и надлежит покарать Ольянтая. Но когда новый инка узнал, что его родная сестра более десяти лет томилась в монастыре, когда он увидел дочь своей сестры и Ольянтая Иму Сумах, он сменил гнев на милость. И вот Ольян-згай не только спасен, но и возвеличен. Послушаем конец древней драмы: Тупак Йупанки: Довольно. Снимите с них путы. А ты, Ольянтай, . встань и приблизься ко мне. Если хочешь, можешь бежать. Ты свободен, как лама в Андах. Хочу, чтобы ты познал силу моего сердца. Выше вознесу тебя, чем вознес тебя мой отец. Был ты полководцем и господином з Антисуйу. Ныне тебя наместником своим назначаю. Не будешь жить з Тамбу. Здесь, в Куско, твое место, рядом со мной будешь на троне...» Таков счастливый эпилог драмы об Ольянтае, человеке незнатного гроисхождения, полюбившем дочь самого инки и с оружием в руках отстоявшем свою любовь.
Поскольку (по крайней мере в настоящее время) нам не известна письменность доколумбовых индейцев андской области, в нашем распоряжении нет хроники этого государства, написанной ими самими. Имеющие-:я у нас сведения об андских индейцах, а точнее, о Тауантинсуйу, исхо-~Я7 от испанских хронистов первых лет конкисты (о том, «что было до с-гого», то есть о доинкских высоких культурах андской области, в таких ::общениях ничего не говорится). Но есть у нас и еще один источник. Это г .-писанные по-испански сообщения о жизни в Тауантинсуйу, вышедшие згг-под пера перуанских индейцев. Среди литературных памятников по-з:-бного рода особое место занимает вдохновенное сочинение дона Гарси-хасо де ла Беги. Этот «дон» с типично испанским именем родился з 1539 году и был сыном испанского конкистадора Себастьяна Гарсиа де у- Беги, принимавшего участие в завоевании Перу, и племянницы Уайна .-.злака, последнего инки доконкистадорского периода. Таким образом, .::-ть Гарсиласо, Чимбу Окльо, была не только чистокровной индианкой, о:~ z одной из немногих уцелевших представительниц бывшей правящей гзнастди. Согласно инкской терминологии, она была нъюста — принцесса. иоздяее отец Гарсиласо женился на благородной испанской даме, а гьросту Чимбу Окльо терпели уже только как его содержанку. После :мерти отца Гарсиласо вместе со своей матерью был изгнан из дома «законной вдовой». Впоследствии он уехал в Испанию. Там он много учился г_ в свое время, безусловно, принадлежал к числу самых ученых людей ^-берийского полуострова. Ни своей родины Перу, ни своей матери он больше уже не увидел, но в знак сыновней любви к ним обеим создал памятник о Тауантинсуйу, оставив нам великолепное описание уничтоженной Писарро цивилизации. Труд его носит название «Подлинные комментарии, рассказывающие о происхождении инков»1 («Comentarios reales que tratan del origen de los Incas»). Хотя патриотический пыл Гарсиласо, вероятно, изрядно добавил красок там, где, по мнению автора, империи инков их недоставало, произведение это принадлежит к ценнейшим из немногочисленных картин литературно-исторической галереи, посвященной прошлому доколумбовой Америки. «Подлинные комментарии» Гарсиласо сразу же были переведены на несколько языков, но в Испании чтение этой книги было запрещено под страхом наказания, а в колониальном Перу, да и во всей колониальной испанской Америке, оно расценивалось даже как государственная измена.
Из испанцев, прибывших в Перу в годы конкисты, первую и, безусловно, ценнейшую обобщающую работу написал Педро Сьеса де Леон. Называется она «Хроника Перу» («Cronica del Peru») и содержит много важных этнографических сведений, которые автор приводит, опираясь на личные наблюдения.
Тексты сказаний и народных преданий перуанских индейцев той поры записал другой испанец, Хуан де Бетансос. Он был женат на представительнице бывшей правящей династии — на родной сестре Атауальпы, и она рассказала ему много семейных преданий и легенд, повествующих о происхождении инков и о приходе их в Перу. Труд Бетансоса называется «Собрание сообщений об инках» («Suma у narracion de los Incas»). О завоевании Тауантинсуйу рассказал в своей ценной хронике «Сообщение об открытии и завоевании королевства Перу» («Relacion del descumbriento у conquista de los reynos del Peru») и один из многочисленных членов хищнической семьи Писарро — Педро Писарро. Религиозные представления и ритуал «язычников» — индейцев империи инков — описал испанский священник Кристобаль де Молина в своей книге «Сообщение о легендах и обычаях инков» («Relacion de las fabulas y ritos de los Incas»).
И наконец, следует упомянуть об одной весьма своеобразной работе. В 1908 году Ричард Пичман обнаружил в копенгагенской библиотеке книгу в двух томах под названием «Новая хроника и хорошее правление» («Nueva cronica у buen gobierno»). Автором ее оказался один из потомков инкского рода — Фелипе Хуаман Пома Айала. В первом томе своей хроники он повествует о Тауантинсуйу, о его правителях и культуре. Во втором — об испанском завоевании и жестокостях колонизаторов. Но особую ценность этой книге придают его рисунки, бесхитростно-наивные и вместе с тем необычайно достоверные. В целом они представляют собой единственную в своем роде рисованную хронику Тауантинсуйу. Значение их буквально неоценимо.
Мы знаем печальную судьбу Тауантинсуйу: Писарро и ему подобные с помощью мушкета и креста завоевали эту крупнейшую из индейских империй континента. Разрушены и канули во тьму Мачу-Пикчу, Город мертвых, умерли и последние наследники династии инков.
Бесценные сокровища их дворцов и храмов, переплавленные в тяжелые слитки металла, увезли на каравеллах конкистадоры. И не суще-гтвует больше инки — живого бога своей империи. Но мы не будем его оплакивать. Ибо не было ни свободы, ни справедливости в «пчелином» го-. еударстве инков. В этом своеобразном государстве, которое во многом напоминает нам Древний Китай, в этой удивительной и великолепной земле на юго-западе индейского континента, в стране, которую поэт по праву назвал «золотым изумленьем».
Источник: http://unioncrownorion.ucoz.ru/publ/7-1-0-2028